6 заметок с тегом

цитаты

Встреча Артемия Лебедева с читателями на Бали

Видео со встречи Артемия Лебедева с читателями на Бали, осень 2013 года, 1ч20м.

Я расшифровал две трети вопросов и ответов, которые были мне интересны. Поехали!

Сколько времени вы проводите за компьютером?
Ну если мы будем считать телефон тоже компьютером, то почти всё время. 10 часов в день. Если нужно что-то большое, фотки там обработать или рассортировать итоги конкурса, то я открываю ноут. Почту я читаю просто в пробках или пока сидишь, самолет ждешь. С телефона я делаю половину своей работы. Сегодня это уже просто.

А не смазывается впечатление, что вот прошел день, отвлекались много?
Вы же тоже все сидите, как и я, 90% времени в контакте там, в фейсбуке. Вот у вас смазывается впечатление от дня? Вы просто не замечаете этого. Остаются 10%, которые вам кажутся 100-процентным, полноценным днем. Все люди давно уже подсажены на это, скоро все как в фильме «Суррогаты» сами будут лежат в коме, а их заместители будут в красивых обликах общаться друг с другом. Кто-то с этим борется, объявляет день отказа от мобильного и целый день не подходит к телефону. Но это невозможно. Нельзя отменить цивилизацию. Давайте электричество запретим.

5 лет назад вы обещали книжку по управлению студией...
Я написал целое оглавление, и время от времени, когда у меня есть настроение, прямо в оглавление вписываю такие кусочки. Но оно как-то не так идет, как надо. И никто особенно не торопит. Поэтому, может быть, когда-нибудь я допишу. У меня вообще большие планы, когда я доеду все страны, и будет что поделать. Там целая жизнь ещё осталась. Такая же насыщенная.

Расскажите про систему обучения дизайнеров. Дизайнер попал в Студию — что его ожидает?
Обучение очень простое. Во-первых, для того, чтобы дизайнер попал в студию, нужно чтобы у него среди работ был какой-то проблеск таланта. Здесь, к сожалению, я ничьему глазу, кроме своего, доверять не могу. Я очень часто сталкивался с тем, когда мои коллеги выбирают какого-нибудь дизайнера, его советуют, говорят: «Мы уже всё обсудили, хороший мальчик» — я смотрю, понимаю, что мальчик вообще ниалё, с ним разговаривать не о чем. И плюс я вижу душу, я вижу внутренний мир дизайнера, мне тоже это очень важно. Если я вижу в дизайне, что человек безумно самовлюбленный, если он будет каждым своим дизайном, каждым днем чего-то доказывать, что вот он крутой, что вот он здесь, ему надо чего-то добиться, он хочет заработать денег — мне не нужны такие люди. С ними не приятно работать. Должен быть хороший, работоспособный, трудолюбивый человек. Тогда он всему научится. Тогда он вырастет и у него всё в жизни будет дальше замечательно.

Дальше, когда такой талантливый человек попал на работу, ему просто дают задание. Говорят, вот, чувак, тебе логотип аэропорта Хитроу, на, рисуй. Он никогда не думал, что бывают такие заказы. Он никогда не думал, что можно так вот сходу что-то делать. Но у него нет выбора. Если он справляется, ну всё хорошо, главное, что всё получилось :-) А не справляется — значит нет.

У Людвига в ЖЖ проскакивало про корпоративный эверноут, студийный, который отправляют читать...
Это всё не обучение. Обучение — это когда человеку самому интересно. Ты сделал сам что-то, и ты видишь, что не то, не хорошо, не интересно, не круто, не так, как хотел сделать. Ну как сон пересказать. Или нарисовать.

Арт-директору не надоедает шестидесятому дизайнеру одно и то же рассказывать?
А работа у него такая. Его никто не заставляет. Арт-директор — это не такой дизайнер, который много-много лет был дизайнером, а потом его вдруг назначили арт-директором. Это особое состояние. Бывает хороший спортсмен, а бывает хороший тренер. Арт-директор — это тренер. Он мог быть дизайнером раньше, и, скорее всего, был, но потом он просто перешел в другое состояние.

А, там, база записей семинаров?
У вас есть полный iTunes U, ну и чё, сколько вы там семинаров посмотрели? Там все знания всех мировых университетов. Ну один посмотрели, и то, первые три минуты, и всё. А там всё есть, реально. Можно получить курс по биологии, бесплатно, любого ведущего университета. Это не работает. Если есть мозги на месте и желание их менять, когда человек сам корректирует себя через глаза, через руки, у него вот эта мыслительная работа проделывается, тогда у него что-то получается.

Если человек делает классные вешалки, обалденные ковырялки в носу, но не рисует логотипы, он дизайнер или нет?
Если он делает ковырялки, но не рисует логотипы, он дизайнер ковырялок. Ну то есть это тоже нужная профессия. Возможно, есть целый завод по производству ковырялок. Дизайнеры бывают разные. Кто-то рисует логотипы, кто-то рисует только... ну бывают актеры только второго плана, кто-то только в массовке хорошо себя чувствует, кому-то нужна главная роль, кто-то режиссирует. Это всё роли. И не бывает универсальных людей.

То есть не важно, что человек создает, если он создает кайфовую, классную вещь...
Важно, чтобы он хорошо занимался тем, что у него хорошо получается.

Самая опасная болезнь, которая есть у дизайнеров, и невозможно понять почему, это когда дизайнеры становятся иллюстраторами. Я знаю в жизни очень хороших иллюстраторов. Возможно, здесь тоже каждый второй иллюстратор, и если я вас случайно обижу, вы меня простите, но я считаю, что иллюстратор — это такое убежище бездельников. Когда совсем нечего делать, когда не надо никакой ответственности нет, просто можно сидеть, рисовать любую фигню, тогда люди становятся иллюстраторами. Очень много дизайнеров хотят работать иллюстраторами, потому что не надо напрягаться.

Дизайн — это реально работа мозга. Особенно верстальщик, это самая сильная работа. Потому что если ты делаешь логотип, то ты там нарисовал эскизов 20 штук в час, потом ещё, потом ещё, ну там выбрал чего-то и дальше сидишь там его отрисовываешь. А верстальщики и шрифтовики — это самые трудолюбивые дизайнеры. Обычным дизайнерам — им даже не снилось, насколько они бывают работоспособны, и насколько у них бывает большая отдача. Иллюстратор в этом рейтинге стоит на самом нижнем месте. Опять же, как и среди любых других профессий бывает супер-мега-уровень. У нас иллюстраторы работают и в студии, у нас штат внештатных иллюстраторов, с которыми мы работаем. Но если из дизайнеров мы выбираем 1 из 200, то с иллюстраторами 1 из 1000. Потому что их просто слишком много. Их как диджеев. Просто непонятно зачем столько их в мире нужно. Потому что это профессии бездельников. Опять же sorry, если кого обидел.

Талант существует?
Талант существует. Он может разработаться с опытом. Но он существует. Если вы имеете ввиду, что кто-то подошел к холсту, взял кисть, просто махнул так и нарисовал портрет — такого не бывает, естественно. То есть сначала надо талантливо нарисовать круг, талантливо нарисовать треугольник, потом талантливо заштриховать, талантливо нарисовать тень, потом талантливо нарисовать шар, талантливо нарисовать глаза, подбородок и волосы. Ну то есть много лет талантливо развиваться, а потом будешь талантливым иллюстратором.

Рисовать могут не все?
Рисовать могут не все, однозначно. Тут всё просто. Не все профессии одинаковы. Не все могут быть хорошими сантехниками. Не все умеют хорошо фотографировать. Не все хорошо шьют одежду. Не все хорошо рисуют. Не все хорошо вино делают. Не все хорошо столы клепают. Надо найти то, что тебе дается лучше всего, как это ни банально звучит. И не страшно признаться, вот иногда такое бывает, что понимаешь, что всё, чем ты занимался — всё фигня собачья, не надо было этим заниматься. Многие уезжают на Бали для этого. Люди меняются: меняют образ жизни, занимаются чем-то другим, находят себя. И это не страшно, это нормальный процесс. Гораздо хуже, когда люди сидят злые на работе, ненавидят всё, костенят начальство, говорят, что там босс сволочь, вообще жить не дает, кровь пьет, мало платит. Ну мало платит — иди в другое место, пусть тебе кто-нибудь больше заплатит. Почему тебе должны платить много, только потому что ты захотел? Сделай больше. Или если тебе несправедливо платят мало, значит просто найди другую работу. Не надо жаловаться. И так во всём.

Какой у вас стиль управления?
У меня стиль управления — просвещенная монархия.

То есть вы давите сотрудников, выгоняете?
Ну со всеми по-разному. Есть такие, которым ты скажешь «чё-то, говно какое-то», и они уволятся. То есть надо чувствовать. Кому-то так категорически нельзя говорить. Кому-то так можно сказать через год, когда он немножко размякнет, когда у него вот эта нежная защитная корка сойдет, тогда с ним можно уже по-человечески. Кому-то надо сразу в рыло с ноги просто, и всё. Кому-то только так и надо. Со всеми людьми по-разному.

Никакой демократии быть не должно, с моей точки зрения. Демократия — это всегда бардак. Никогда ничем хорошим не закончится. Всегда один себя будет считать более правым, и это уже повод для ссоры. Пусть лучше будет мнение того, кто взялся за что-то отвечать. Прав, не прав — пусть лучше он это сделает. В конце концов существует система корректирования ошибок потом. Принял неправильное решение, проанализировал, исправил. Это не так страшно.

Для большинства людей, которых я знаю, и я сам прошел все эти пути развития.. Я знаю, что очень сложно доверить кому-то то, что делаешь ты. Взять, там, второго человека на работу. Или взять второго дизайнера. Потому что ты его берешь, и он начинает делать совершенно не то, что нужно. То есть ты знаешь, что надо вот так работать, а он... не так файлы организует, у него не такие папки, он не так их называет, у него куча лишних слоев. Надо людям разрешить быть такими, какие они есть. А требовать от них только хороший результат. Делай его как угодно. Ну в рамках общественных приличий. Совсем антисоциальным быть нельзя. Если человек будет прям совсем безобразно себя вести, пьяные дебоши устраивать, его отправят домой. И вообще, в студии нельзя пить до восьми.

С отношениями дизайнера и арт-директора примерно понятно. Но тут появляется ещё худ.рук — не получается ли слишком длинная цепочка? Вообще, какова роль художественного руководителя?
Художественный руководитель — это такой вот Карабас-Барабас, владелец театра. Есть проекты, которые я делаю сам, это практически весь графический дизайн, ну сейчас может быть уже 70%. Я арт-директчу большую часть промдизайна. Там есть разные виды арт-директорства. Промдизайн про саму форму объектов делает наш Тимур Бурбаев, я там ничего не могу сказать, я могу только придумать объект или сказать что-то переделать, или выбрать, а всё остальное... Людвиг занимается, в основном, сайтами. Эркен Кагаров занимается графическим дизайном.

Дизайнер привыкает к своему арт-директору, понимает его настроения, желания, они образуют такую пару. Арт-директор принимает, критикует, вместе у них получается хороший результат. Не получается ли, что приходит потом худ.рук и говорит «так, всё переделать», то они... расстраиваются?
Ну во-первых, он совсем так уж не приходит, но иногда бывает, присылают 3 варианта, он говорит «все мимо» или «этот берем» или «здесь вот это передвинуть». Это нормально. Раньше было гораздо больше такого в студии. Мы иногда доделывали сайт, его завтра надо сдавать, а я смотрел свежим взглядом, и понимал, что надо всё взорвать, начать с нуля. И мы говорили «нам надо ещё 2 месяца, мы сейчас всё переделаем». Ну сейчас такого нет, потому что мы лучше проектируем. Гораздо раньше обсуждаем то, что должно быть. Гораздо раньше все эти вещи проговариваем. Чтобы не было сюрпризов. Раньше это было хуже.

Вы довольно давно занимаетесь это работой. Удается ли сохранять интерес к этой работе? Удается ли сохранять эффект новизны?
Я могу сказать вам, что меня прет каждый день. Хотя я сейчас нахожусь не в офисе, а на Бали, что для многих людей будет уже смешно звучать. А мне в этот момент в карман сыпется вся почта, и когда будет какой-нибудь перерывчик, я естественно сразу её прочитаю, всем всё отвечу. Мне каждый день интересно, и каждый день интересно всё! Меня можно возбудить абсолютно любой задачей. Мне можно сказать, хочешь дизайн блюдца сделать? Хочу-хочу! Я никогда не в жизни не делал дизайн блюдца, хочу его сделать. Хочешь лампу? Да, хочу! Хочешь телефон? Очень хочу! Хочешь сайт такой? Обязательно. То есть каждый день всё интересно.

Когда я встречаю людей апатичных... Иногда приходят на работу дизайнеры «ну это мне не нравится», «это скучно»... Как вот бывают архитекторы, которые приходят в крупное архитектурное бюро, они думают, что им сразу дадут построить дворец или станцию метро. А им дадут строить, там, станционный сортир, при чем путевой, для обходчиков. То есть где вообще ничего нет. Он тоже требует дизайнерской, архитектурной работы. Вот у нас очень много такого. Для того, чтобы заниматься парадным, большим и пафосным, надо иметь определенное старание, умение, быть к этому склонным, но от грязной работы кто отказывается — то это сразу просто дисреспект. Потому что человек должен сделать всё, не рассуждая. Он просто не профессионал, если он этого не делает.

Есть вещи, от которых я спасаю своих дизайнеров, и просто запрещаю менеджерам брать такие виды заказов. Это баннеры и карты схемы проезда. Просто запрещаю. Вот их нельзя делать. Потому что баннеры — всё на аутсорс, пусть у кого-то другого рак мозга будет. Или наоборот там воспитается, потом к нам придет готовый, уже проварив все эти тонны мусора. А схемы проезда — просто вставляйте ссылки на Яндекс или Гугл, пусть они показываются. Зачем рисовать так, что уже есть, апдейтится, там всё показано, все слои можно включать-выключать. И вот от этого я оберегаю. Всё остальное, грязь, делать нужно, полезно, и вообще... надо. Для развития.

С промдизайном... какие были крутые заказные проекты? Светофоры турецкие, а ещё?
Микроволновка Самсунга.

Ну она была когда?
Какая разница? И тем более. Больше ни у кого не заказывают.

Здесь я бы рассказал такую историю... Может быть она кого-то вдохновит. Всё, что я в жизни сделал, всё, что у меня сейчас есть, чему кто-то завидует, или кто-то хочет так же, или кто-то думает, что это круто, или что были какие-то обстоятельства, которые меня к этому привели, или мне оставили в наследство миллион — ничего не было. Я начинал с абсолютного полного нуля. У меня был компьютер, который купили родители. Он был у вас у всех тоже. Вам тоже компьютер купили родители. Условия абсолютно одинаковые. Вы не сами себе его купили. И с этого я начал. Потом, каждый раз, когда судьба или просто обстоятельства преподносят шанс, ты должен принять решение: брать его или не брать. Так происходит развитие. Все твои шаги состоят из того, что ты принимаешь определенные решения. Очень много играет везение. Тебе должно изначально повезти. Это как лотереей.

У меня нет никаких заслуг, я абсолютно серый, очень глупый, необразованный, московский школьник с окраины, из Медведково, у которого не было никаких условий для того, чтобы в какой-то момент обладать теми знаниями, которые сегодня, я считаю, на уровне профессора дизайна. И эти знания я приобрел сам потом, уже после школы, в процессе самообразования. Когда-то их не было. Когда всё начиналось, их не было. Это всё благоприобретенные вещи. Так же, как и всё остальное, что у меня есть. И дальше вот оно идет, идет, идет... У меня был шанс — я решил подключиться к BBS’ке. У меня был компьютер, я его подключил к BBS’ке. В BBS можно было соединять два компьютера. Ты мог позвонить куда-то, и ещё кто-то мог позвонить туда. А некоторые BBS’ки были только по одному. То есть ты мог позвонить, оставить сообщение, разлогинитья, кто-то ещё позвонил, прочитал сообщение, разлогинился. Это было очень примитивно, это начало 90-х. Потом как-то время прошло, появились более изощренные, многоканальные BBS, там ещё что-то было, потом появился интернет. Когда он появился, всё, что я умел делать на BBS — оно вроде как мне подарили бесплатно... И из 30-40 подписчиков... В то время было достаточно самого факта обаладания макинтошем, чтобы эти люди были лучшими друзьями до конца жизни. Я до сих пор с ними со всеми общаюсь. У кого было макинтошы в середине 90-х, кто сидел на BBS’ах, они все лучшие друзья сейчас. То есть как мало было нужно для пионерского счастья.

Потом появился интернет, и вдруг там сто тыщ человек дают тебе то же самое, что только что было возможно с десятью. Надо шанс брать? Надо брать. И я взял. Я нарисовал сайт. Ну я не буду там сейчас подробно расписывать. Но каждый раз, каждый такой шаг открывал какие-то следующие горизонты. Вот есть такие игры, там есть карта, но она пока не открыта, пока ты туда не сходил. И ты принимаешь решение. там допустим, суша или океан. Можно идти дальше или нет. И ты не знаешь, пока не сделал этот шаг. И ты должен исследовать территорию. Абсолютно точно так же. В какой-то момент, вот мы начали делать-делать-делать, оказалось, что больше никто сайты делать не умеет. Все решили делать сайты на английском языке, потому что интернет мировой. Я решил делать на русском. Сделал такую ставку. Потому что вроде как в России живем, и чего, собственно. Пока все делали 2 года свои сайты на английском, я уже был известен, как русский дизайнер сайтов. И ко мне приходили все. Я жил дома, там, в тапочках, застилал быстро кровать, ко мне подходил, там Hewlett-Packard, Центробанк и какие-то крупные заказчики. А им больше некуда было идти. Потому что на западе ещё не было веб-дизайнеров. Год, там, 97-й. Они шли к какому-то мальчику, заказывали, платили деньги. Я клал всё это в портфолио. Придумал из этого студию.

Как все обычно начинают студии. То есть сначала сидит один мальчик, называет это студией. В которой кроме него никого нет. И он там в этой студии ставит на кухне чайник. И это, собственно, весь его антураж. И компьютер в его детской. Вот у меня было примерно так. Соответственно, потом шансы идут-идут-идут. Я взял каких-то людей на работу. И в этот момент тоже очень большая доля везения, потому что в первый месяц... хотя я их взял, они делали впятером ту работу (сразу 5 взял), которую до этого делал я один, у меня не было денег на зарплату в конце месяца. То есть я мог бы стать легендой кидалова, эти люди до сих пор бы говорили, что я их нагло бросил, заманил, вот такой вот пионер дизайна, не выполнил обещаний. Я, продолжая искать возможности, нашел банкира, его уговорил, что надо дать денег на развитие студии, взял у него денег под зарплату, заплатил заплату. Банкир разорился в этом время, забыл про всё. Но зарплата заплачена. Среди этих людей был человек, который начал продавать сайты. Он продал пару сайтов, и вот всё пошло-поехало. То есть количество невезений, грязи, и вообще неприглядных историй... Из этого на билборд, историй успеха, как обычно рисуют таких восторженных людей в профиль с правильным светом — это ничего в жизни, естественно, не было. Есть просто обычная жизнь, и просто обычная работа.

А до этого я занимался логотипами. Логотипы остались, сайты появились, мы были самой известной компанией, которая делает сайты. Яндекс пришел, который тогда ничего не представлял собой, они просто вот придумали слово, пришли, потому что никого не знали. Сделал дизайн для Яндекса. Потом ещё какие-то компании. И тут, значит, я решил, что пора взрослеть. Что мы тут какой-то фигней занимаемся, всё какие-то пиксели, надо сделать что-нибудь взрослое. Я объявил на работе (а нас тогда было уже может 20 человек), что мы начинаем заниматься промышленным дизайном. И для того, чтобы это объявить, дальше начинается самое... А ещё маленький такой момент, который я пропустил, про развитие, и про то, каким образом... есть эти этапы, которые предоставляет тебе жизнь, каким образом их можно соединять. Как перепрыгивать на следующий уровень самостоятельно. Когда я решил заниматься дизайном, изначально вообще... эта мысль — она абсолютно случайная. Я сначала думал, что я вообще буду фотографом, и меня интересует реклама. И пошел на журфаке в рекламную группу. И в том числе потому, что там был самый низкий проходной балл. Но оказалось, что... Я всем позвонил, родственникам сказал, что я теперь дизайнер. Они «ну клёво, молодец, звони там, пока». И я сделал, что можно показать людям. Я сделал портфолио липовое. Придумал 10 компаний, абсолютно с потолка придумал, придумал названия, придумал адреса, придумал имена руководителей, визитки, всё это напечатал красиво, положил в папочку и показывал людям. Люди смотрят, видят «а что, нормально, мне тоже так надо, давай заказывать». Заказали — я липу вынул, настоящее вставил. Ну и так постепенно, шаг за шагом, у нас там сейчас почти 3000 работ в портфолио. Липы нет, все потихонечку вынулись, ничего страшного. Так начинать не то что там грешно, или не то что это неправильно, а это единственный способ. Хочешь что-нибудь показать — возьми и покажи. Когда приходят люди, говорят «я всё умею, дайте мне, пожалуйста, тестовое задание», я всегда отвечаю (если у меня есть настроение отвечать): «тестовое задание: придумать тестовое задание и сделать его». Всё. Большинство людей никогда больше не пишут. Потому что они не понимают, что всё зависит от них. Хотя ну казалось бы. Дизайнер? Ну начни, давай, возьми всё, что угодно. Так же как у меня было с сайтом metro.ru. Когда я учился на журфаке, в те редкие дни, когда я туда ходил, нас учили, что темы валяются под ногами. Я решил, что под ногами валяется метро, сделал про него сайт, 15 лет им занимался, и вот сейчас наша схема официальная висит в каждом вагоне московского метро. Это было невозможно себе представить, но оно случилось. Это невозможно было представить ровно до того дня, когда их начали клеить в вагоны. Потому что такого не бывает. Но в какой-то момент надо сначала взять, завести домен www.metro.ru, нарисовать туда заставку, положить туда содержание, 15 лет его поливать, стричь, читать почту, обновлять, для того, чтобы потом, может быть, кто-то вспомнил «Ага, у нас же Лебедев занимался метро, давайте его тоже позовем в конкурс». Вот такая история. Сейчас наш бывший коллега выиграл конкурс на бостонскую схему метро. Если вы читали, Михаил Квривишвили, он победил.

Так вот, как объявить о том, что мы занимаемся промышленным дизайном? Просто так написать на сайте? Ну это мало, ну занимаетесь, что дальше? Покажите, что вы умеете, если вы занимаетесь. Тогда я придумал проект «стиральная машина». Для того, чтобы привлечь к ней внимание, я придумал кучу разных фичей, прекрасных, замечательных... у неё там был картридж с жидким моющим средством, а не порошок. До сих пор этого никто не сделал. У неё был большой дисплей, тогда такого не было. У неё был сканер штрих-кодов, то есть ты подносил одежду, она считывала, ставила сама программу. У неё дверь открывалась вниз, как окно у автомобиля. Ну, и стоила она там типа 3000$. Чтобы было, о чем поговорить. Ну и опубликовал это дело. И был тогда один магазин бытовой техники, 1001.ру назывался. Он поставил это стиральную машину у себя в продажу. И она была раньше Аристона. Студия Артемия Лебедева, потом Аристон шел. Люди нажимали, там была одна модель, наша. Люди заходили, видели, думали «ничего себе!». Проверяли спрос — закажут или не закажут.

Прошло буквально полгода, и вдруг приходит Самсунг с заказом на дизайн микроволновой печи. Казалось бы, такого тоже быть не может. Директор Самсунга — не мой родственник. Я ни на чьей дочери из Самсунга не женился. Непонятно, каким образом... У них там есть свой штат, пятьдесят тысяч дизайнеров сидят на больших зарплатах и делают им все дизайны — почему надо заказывать в Москве? Но подписали договор, начали делать. Какие-то отделы начали удивляться, но уже было поздно. И, соответственно, сделали. И она 10 лет производилась. Она пользовалась большим успехом. 10 лет во всех странах СНГ, в Канаде и ещё где-то эта модель продавалась с нашим сердечком прекрасным. И это такой же пример, как один шаг ведет к следующему.

Потом, чтобы ускорить процесс рассказа, как эти шаги все шли, мы начали делать ещё больше всяких образцов промышленного дизайна. Но заказов не так много, тогда мы начали их придумывать сами, чтобы не было остановки, чтобы каждый месяц был какой-то анонс. Потом мы начали их сами производить, потому что мы решили, что слишком много картинок, а предметов-то и нет. Произвели чайник, произвели кружку, произвели ещё что-то. Потом мы столкнулись с тем, что мы-то это произвели, но их надо продавать. Сначала пошли к оптовикам, оптовики продают мало. Потом мы открыли онлайн-магазин, понравилось. Потом мы решили открыть оффлайн-магазин. Это был вот такой прилавок в коридоре торгового центра. Абсолютно позорный, но очень выгодный. Начали там продавать. Потому что не надо сразу строить космические хоромы. Большинство дизайнеров, они сначала хотят купить новую технику, новую мебель, стулья Herman Miller, мониторы 30 дюймов с золотой каймой, чтобы всё было новое, офис подороже, в центре, лофт снять, чтобы на клиентов впечатление производить и так далее. То есть люди хотят там сразу вложить полтинник или сотку в свой офис и в свои зарплаты. Для того, чтобы на кого-то произвести впечатление. А начинать надо... ну как американцы начинают. Просто на помойке нашел дверь, поставил её на две табуретки, это твой стол. Компьютер купил подержанный. Какая тебе разница, если ты плохой дизайнер, так ты и на хорошем не сделаешь лучше, чем на плохом. То есть вложи 0 копеек, для того, чтобы начать. Вообще дома у себя начни. А потом мы открыли ещё магазин, ещё, ещё, ещё, и в какой-то момент мы открыли магазин, в котором мы поняли, что мы по ценам просто слишком дороги, что мы не сможем его отбить. Начали думать, что делать, и решили открыть там кафе. Чтобы хотя бы на кофе эту разницу в аренде немножечко вернуть. И у нас появилось кафе как бизнес. То есть оно тоже пошло. Там начала было только кофе, потом пришли люди, говорят «а можно печеньку», окей, пожарили печеньку, испекли. А можно омлетик? Окей, омлетик. А что-то омлетик скучно, а можно с сосисочкой? Можно супчик? Мы ещё вечером хотим зайти? Ну и короче целая кухня началась. Кухне стало тесно, мы открыли большое кафе. Сейчас у нас 8 кафе и целая фабрика-кухня, которая на них готовит. И это все вещи, которые нельзя было придумать заранее. Они все случились... вот шанс: берем, не берем? Какие-то шансы мы не берем. Какие-то вещи совсем мы откидываем. Не наши, не интересно. Какие-то мы попробовали, у нас не получилось.

У нас не получилось, например... мы никогда не объявляли об этом, но самый большой провал был... Мы придумали детский сад для детей сотрудников. Это было очень благое намерение, мы решили, что куча людей, они сидят на работе, им надо куда-то ребенка сдать, пусть он там посидит. Закончилось это тем, что... как говорится, благими намерениями выложена дорога в ад. Люди стали забирать своих детей, они были страшно злы на нас, потому что у нас не было бассейна, не было учителя английского, не было отдельной няни. То есть люди хотели сразу всё. Одной нянечки, которая выводила детей погулять, им было недостаточно. Соответственно, мы детский сад закрыли, и больше никогда не пытались никому так вот услужить, потому что это не работает. Если надо кому-то что-то хорошее сделать, пусть у человека будет возможность заработать денег и купить себе то хорошее и в том месте, где оно ему надо, а мы будем заниматься своей работой. Вот такая история.

Как вы организовали работу с посольствами и визами?
Нет ничего проще посещения посольств и получения виз гражданину Российской Федерации. Вот гражданину Узбекистана может быть тяжело. Ну просто потому что не все с ними дружат. А с Россией — единственная страна, которая меня 4 раза банила — это Туркмения. Не знаю, может быть я неправильно визу подавал. И Саудовская Аравия пока тоже не дала. Все остальные без проблем. При чем единственные 2 посольства, в которые я ходил пешком, потому что они фашисты, это штаты и англичане. Они требуют там отпечатков и всё остальное. Все остальные я даже не знаю, где они находятся. Есть агентства, они ходят, всё делают, за 100 долларов тебе любую визу ставят. Я пока здесь, я сейчас пошлю в Россию свой паспорт, и они там будут штамповать его, а у меня ещё 2 останется.

Я слышал, что в Студии Артемия Лебедева используется некая потогонная система. Что это за система?
Вы знаете, что здесь сидит много бывших сотрудников студии. Я думаю, что если эту систему и можно назвать потогонной... Хотя у нас никто никогда никого не заставлял. У нас нету учета времени. У нас как в американских корпорация не нужно пробить карточку на входе и карточку не выходе, чтобы тебе там timestamp поставили. У нас пропуски... мы знаем, что это человек из студии, и он запрограммирован просто н активный вход. Мы не следим, когда он зашел и вышел. Один человек пикнул карточку, 15 человек с ланча вошло. Ради бога, нам всё равно. Мы не ставим турникет, чтобы всех отсечь. Единственный критерий, который существует... Опять же, есть некая вот... Спасают всего лишь 2 мысли. Если придумал достаточно хорошую мысль, которая работает, в принципе, достаточно этой мысли, она сама придумает весь остальной сценарий. Не нужно залезать людям в душу, не нужно сидеть рядом с ними, не нужно им смотреть в монитор, не нужно вести с ними задушевные беседы — это всё душевный мусор. Абсолютно речь не об этом. Единственное, что волнует у нас в студии — это хороший у тебя результат или плохой.

В банках, например, люди другие критерии оценивают. Им важно, что человек пришел в 8 утра. Пришел в 8:05? 20$ штраф. Пришел в 9? Серьезный разговор с начальником, выговор, лишение премии. Людей как лабораторных крыс приучают к тому, что надо вовремя ходить, и он смотрят все там в 6 часов с последней секундной стрелкой сразу смылись. Они не любят свою работу. Они выполняют другие требования. Людей очень просто научить любым критериям. Если их надрессировать приходить-уходить вовремя, они это будут делать блестяще. Потому что они за это деньги получают. А если человеку сказать: ты можешь прийти хоть в 3 дня. У тебя с утра там поликлиника, с вечера кинотеатр, нужно детей забрать, это постирать, на дачу съездить, всё что угодно. Ради бога. Если у тебя нет результатов в ожидаемые сроки, за которые мы ожидаем, что люди результат делают, ну sorry, наверно просто ты не на работе, а занимаешься своими делами. Если человек это всё сделал, ну и ради бога. Делай всё, что хочешь. И соответственно, люди начинают обращать внимание на другое.

Хотя, конечно же, нельзя отрицать того, что есть люди просто более работоспособные и менее работоспособные. Есть люди, которые три дня думают. На них тяжело взвалить. Есть люди, которые думают быстро, много перерабатывают, на них есть соблазн взвалить больше. Как только что-то они сделали, им бац — новое дают. Такой перекос существует. Кто больше везет, на того больше грузят. Это довольно естественно. Было бы странно этим не пользоваться.

Есть что-нибудь такое, что вас особенно вдохновляет? Чтобы несмотря ни на что продолжат изо дня в день творить.
Меня в какой-то очень-очень долгосрочной перспективе вдохновляет, что то, что мы делаем — оно не бессмысленно. Мы оставим какой-то след. Отчасти промдизайн продиктован этим соображением. Потому что пиксели все сотрутся, сайты закончат свою работу, забудут заплатить за хостинг, ничего не останется. Сейчас я пытался найти хоть какое-нибудь документальное свидетельство того, как выглядела именно в сети, скриншот, первой версии Яндекса. Я не смог найти. Казалось бы, она была доступна больше чем одному человеку, но ни в одну книжку скриншот не попал. Они все попали со второй или с третьей версии. Первая версия отсутствует. Она есть только у меня на диске. И то я не уверен, что она точно в таком виде висела на сайте, потому что я её нарисовал, отдал, раскромсал на куски, естественно, в html, но дальше они сделали из неё что-то своё. Я не знаю, как она выглядела. Казалось бы, такая вещь, не так много времени прошло, а мы не знаем. Веб-архив — совершенно гениальная вещь, где хранятся копии всех сайтов, — он не помнит, как выглядела первая версия сайта. Он тогда ещё сам не существовал. Это всё пройдет, а какая-то вещь, которую ты сделал физически, её, может быть, найдут археологи, там студенты, приедут на летнюю практику, кисточками какие-то кирпичи прочистят, и найдут кружку, которую я сделал, поставят её в музей и будут рассказывать, вот как там в 21 веке, смотрите, люди были не глупее нас. Будут ходить, смотреть. Это приятно.

Оценка дизайнеров по единицам смысла: как это физически происходит? Они их раз в месяц присылают?
Нет, единицы смысла — это некий инструмент просто. Каждый человек может как инструмент самоконтроля использовать. По нему как раз понятно, сколько раз человек занимался тещиными овощами, а сколько раз работал. Просто понятно по результату. Если мало работы и непонятно чего, значит не стоит с ним иметь дело, вот и всё.

Практикуется ли удаленная работа в студии?
Только для тех людей, которые какое-то время в студии проработали. Если ты там всё знаешь, понимаешь, ты умеешь работать из дома и сроки не профукиваешь, тогда сиди на Бали. Пожалуйста.

А поощрается это?
Нет. Человек сам решает. Если он хочет, и если он может, тогда он переезжает на Бали. Не со всеми можно договориться. Кто-то в Израиле сидит. Кто-то в Австралии.

Пробовали выходить на западный рынок?
У нас офис в Нью-Йорке.

Насколько это было успешно?
Оно ещё не было, оно ещё есть. Ну я могу так сказать, что в дизайнерском магазине при нью-йоркском музее искусства мы единственные дизайнеры, чьи предметы продаются. Это, типа, магазин самого крутого дизайна на свете. Там специальные баеры специально отбирают. Можете себе представить, сколько всякой фигни делается на свете. Они нас выбрали.

А если сравнить Россию и запад?
Россию и запад нельзя сравнивать... Нет, можно сравнивать. Я сравню так. Представьте себе, что Бали настолько же отличается по халяве, расслабухе и всему остальному от России, как и запад отличается от России, только в другую сторону. Если здесь можно ничего не делать, и ты не умрешь с голоду, то на западе ты можешь ничего не делать 2 дня, но у тебя начнет подводить живот, и ты начнешь подъедать огрызки со столов. Потому что не условий, при которых тебе простят безделье. Абсолютно другая среда. По мне — гораздо приятней.

На сайте публикуются работы. Их делают дизайнеры. Какова роль менеджера, его вклад?
Задача менеджера в любом проекте — всё организовать. Он должен созвониться с клиентом, получить все материалы, собрать бриф, всё остальное и донести это до команды, проследить, что команда сделала. Его задача ни в коем случае не вмешиваться в дизайн. Они иногда это делают, что естественно, но за это их бьют. У нас дизайнер — это священная корова. Я всем менеджерам всегда объясняю, что он выходит на шоссе, как корова, встает прямо посреди хайвея, раздвигает ноги и срет. И все должны стоять и ждать. Никто не имеет права бибикнуть, потому что это дизайнер, он священен. Надо ждать.

А светлая сторона менеджера?
Менеджеры получают кайф от того, что они всё организовали. Я вообще считаю, что самая главная профессия на свете — это уборщица. Потому что ты получаешь этот дзен: каждый день ты достигаешь результата. Вот у тебя с утра была грязь, ты прошелся, после тебя чистота. Ты получил кайф. Снова грязь — чистота — кайф. И на самом деле, работа дизайнера — это работа уборщицы. Ты всё время этот хаос прибираешь, создаешь этот смысл, выпускаешь его, и берешь следующую вещь, и так вот одно за другим.

Как отбирать хороших менеджеров и как их обучать?
Каждый человек отбирает себе свой круг общения так, как он считает нужным. Я считаю. что нельзя отвлекаться на дураков. Если видно, что человек не подходит, не нужно убеждать себя, что он, на самом деле, подходит. Потому что он всё равно не подойдет. Не нужно бояться не взять кого-то. Не нужно бояться кого-то уволить. Первое увольнение — это самый страшный шок и стресс. Я дрожал в коленях, неделю ждешь, думаешь, как к нему подойдешь, скажешь «Петя, ты уволен», мне будут сниться кошмары. Но увольнение — не расстрел. Подходишь и говоришь: «Петр, мы с тобой прекращаем отношения». А он «Окей». Даже често поблагодарил.

Какова ваша политика работы с клиентами? Клиент всегда прав?
Я считаю, что клиент всегда не прав. И не вижу в этом ничего плохого. Потому что я строю свои отношения с клиентом таким образом, что вот есть я, есть моё портфолио, моя команда, мой стиль, мои проекты, мой способ решения задач. Он приходит ко мне для того, чтобы я решил его задачу. От него фактически только ТЗ или там даже просто строчка формулирования задачи. У нас в каждой карточке в портфолио есть задача. На желтом фоне написано, что надо сделать, в одном предложении. Это и есть задача. Как мы это сделаем... С клиентом можно обсуждать, какие будут тексты, сколько будет разделов, нужны ему картинки в новостях или не нужны. Я не учу клиента делать его бизнес. Он мне рассказывает, из чего его бизнес состоит, и что ему нужно донести до людей, какие у него задачи есть, например, от сайта или, например, от логотипа. Он это всё рассказывает. А дальше, как я эту задачу решаю — это вообще не его дело. Иногда бывают интересные вещи. Там какой-то нарисовали сайт, сделали его в морской теме с якорями. Оказалось, что начальник сидел, и для него якоря абсолютно другое означают, и он не готов это никогда под страхом смертной казни принять. Бывают такие казусы. Но во всём остальном вмешиваться в дизайн запрещено. «Это такого цвета, потому что мы дизайнеры». А его мнение нас не волнует. Выбирай другого дизайнера, если ты хочешь, чтобы тебе делали дизайн по-другому. Нельзя обсуждать с людьми дизайн: тенюшки, размер шрифтов — это к ним не имеет никакого отношения. Это профессиональная работа дизайнера.

Спасибо Артемию Лебедеву за встречу, Ивану Ивакину за инициативу с организацией, Николаю Титову за помощь в подборе помещения, Charlie Bar за помещение, DJ-школе MusicAcademy.ru за съемку.


Ещё по теме:

 14 комментариев    1154   2014   цитаты

Активная позиция социальной безответственности

Из Фейнмана:

Еще там был Джон фон Нейман, великий математик. Мы обычно ходили на прогулки по воскресеньям. Мы гуляли по каньонам, часто с Бете и Бобом Бэчером. Это доставляло нам большое удовольствие. А фон Нейман подал мне интересную идею: вовсе не обязательно быть ответственным за тот мир, в котором живешь. В результате совета фон Неймана я развил очень мощное чувство социальной безответственности. Это сделало меня счастливым человеком с тех пор. Именно фон Нейман посеял зерна, которые выросли в мою активную позицию безответственности!

Между тем я начал вести курс математических методов в физике, и, кажется, я еще вел другой курс — электричество и магнетизм. Я также намеревался заняться исследовательской работой. Перед войной, когда я писал диссертацию, у меня было много идей. Я изобрел новый подход к квантовой механике — с помощью интегралов по траекториям, и у меня оказалось много материала, которым я хотел бы заняться.

В Корнелле я работал над подготовкой лекций, ходил в библиотеку, читал «Тысячу и одну ночь» и строил глазки проходившим мимо девушкам. Когда настало время заняться исследованиями, я не мог приступить к работе. Я немного устал. У меня не было к этому интереса. Я не мог заниматься исследованиями! Это продолжалось, как мне казалось, несколько лет, но когда я возвращаюсь к тому времени и подсчитываю срок, оказывается, что он не мог быть таким длинным. Может быть, сейчас я бы и не подумал, что это было так долго. Я просто не мог заставить себя думать ни над одной задачей: помню, как я написал одно или два предложения о какой-то проблеме, касающейся гамма-лучей, но дальше продвинуться не мог. Я был убежден, что из-за войны и всего прочего (смерти моей жены) я просто «выдохся».

Теперь я понимаю все это гораздо лучше. Во-первых, молодой человек не осознает, сколько времени он тратит на приготовление хороших лекций, в первый раз особенно, и на чтение лекций, и на подготовку экзаменационных вопросов, и на проверку того, достаточно ли они разумные. Я читал хорошие лекции, такие лекции, в каждую из которых я вкладывал множество мыслей. Но я не осознавал, что это слишком большая работа! Поэтому я и был такой «выдохшийся», читал «Тысячу и одну ночь» и чувствовал себя подавленным.

В тот период я получал предложения из разных мест — университетов и промышленных предприятий — с жалованьем большим, чем мое, и каждый раз, когда я получал что-то вроде такого предложения, я становился еще более подавленным. Я говорил себе: «Смотри, они шлют тебе такие замечательные предложения, но не понимают, что ты выдохся. Конечно, я не могу принять их. Они надеются, что я достигну чего-то, но я ничего не могу достигнуть! У меня нет идей...»

Наконец, по почте пришло приглашение из Института передовых исследований: Эйнштейн... фон Нейман... Вейль... все эти великие умы! Они пишут мне, приглашают быть профессором там! И не просто обычным профессором. Каким-то образом они узнали, что я думаю об их институте: что он слишком теоретичен, что там нет настоящей деятельности и стимула, некому бросать вызов. Поэтому они пишут: «Мы осознаем, сколь значителен Ваш интерес к эксперименту и преподаванию, и поэтому мы договорились о создании специального типа профессуры. Если Вы хотите, то будете наполовину профессором Принстонского университета, а наполовину — в нашем институте».

Институт передовых исследований! Специальное исключительное положение! Место, лучшее даже, чем у Эйнштейна! Идеально..., совершенно..., абсурдно!

Это и в самом деле было абсурдно. От тех, других предложений я чувствовал себя хуже, они доводили меня. От меня ожидали каких-то свершений. Но это предложение было таким нелепым! Мне казалось, что быть достойным такого вообще невозможно, столь смехотворно выходило это за рамки разумного. Другие предложения были просто ошибками, но это было абсурдностью! Я смеялся, размышляя о нем во время бритья.

А потом я подумал про себя: «Знаешь, то, что о тебе думают, столь фантастично, что нет никакой возможности быть достойным этой оценки. Поэтому ты не несешь за нее ответственности, так что нечего и стараться стать достойным ее!»

Это была блестящая идея. Ты не несешь ответственности за то, чего ждут от тебя другие люди. Если от тебя ждут слишком многого, то это их ошибка, а не твоя вина.

Я не виноват, что Институт передовых исследований считает меня столь хорошим, — это невозможно. Это была очевидная ошибка, и в тот момент, когда я понял, что они могут ошибаться, я осознал, что то же самое справедливо и в отношении других мест, включая мой собственный университет. Я представляю собой то, что представляю, и если кто-то считает меня хорошим физиком и предлагает за это деньги, — что ж, это их невезение.

Затем в тот же самый день, по какому-то чудесному совпадению, — возможно, он подслушал, как я говорю об этом, или, может быть, просто понял меня, — Боб Вильсон, который был руководителем лаборатории в Корнелле, позвонил и попросил зайти. Он сказал серьезным тоном: «Вы хорошо ведете занятия, отличная работа, все довольны. А другие ожидания, которые у нас могли бы быть, — ну что ж, это дело удачи. Когда мы нанимаем профессора, весь риск мы берем на себя. Если результат хорош, все в порядке, если нет — плохо. Но Вы не должны беспокоиться о том, что Вы делаете, а чего — нет». Он сказал это намного лучше, чем здесь передано, и это освободило меня от чувства вины.

Затем пришла другая мысль. Физика стала внушать мне легкое отвращение, но ведь раньше-то я наслаждался, занимаясь ею. Почему? Обычно я играл в нее. Я делал то, что мне нравилось делать в данный момент, независимо от того, насколько это было важно для развития ядерной физики. Единственное, что имело значение, — так это то, насколько интересной и занимательной была моя игра. Будучи старшеклассником, я однажды обратил внимание, что струя воды, вытекающая из крана, становится уже, и спросил себя, можно ли выяснить, что определяет форму кривой. Оказалось, что это довольно легко сделать. Меня никто не заставлял, и это было абсолютно неважно для будущего науки — кто-то уже все сделал. Но мне было все равно: я изобретал разные штуки и играл с ними для собственного развлечения.

Так пришел этот новый настрой. Теперь, когда я «выгорел» и никогда не свершу ничего важного, я получил отличное место в университете, преподаю студентам и это доставляет мне удовольствие так же, как чтение «Тысячи и одной ночи», и я буду играть в физику, когда захочу, не заботясь о какой бы то ни было важности.

Примерно через неделю я был в кафетерии, и какой-то парень, дурачась, бросил тарелку в воздух. Пока она летела вверх, я увидел, что она покачивается, и заметил, что красная эмблема Корнелла на тарелке вращается. Мне было совершенно очевидно, что эмблема вращается быстрее, чем покачивается тарелка.

Мне было нечего делать, и поэтому я начал обдумывать движение вращающейся тарелки. Я обнаружил, что, когда угол наклона очень маленький, скорость вращения эмблемы вдвое больше, чем скорость покачивания, — два к одному. Так получалось из некоторого сложного уравнения. Затем я подумал: «Нет ли какого-нибудь способа получить то же самое более фундаментальным способом, рассмотрев силы или динамику, почему два к одному?»

Я не помню, как сделал это, но в конце концов я разработал описание движения массивных частиц и разобрался, как складываются ускорения, приводя к соотношению два к одному.

Я все еще помню, что пошел к Хансу Бете и сказал:
— Послушай, Ханс! Знаешь, я заметил кое-что интересное. Вот тарелка вращается таким образом... а отношение два к одному получается по причине...
И я показал ему, как складываются ускорения.
Он говорит:
— Фейнман, это очень интересно, но почему это важно, почему ты этим занимаешься?
— Ха, — отвечаю я. — Это абсолютно неважно. Я занимаюсь этим просто для развлечения.

Его реакция меня не обескуражила; я уже решил для себя, что буду получать удовольствие от физики и делать, что захочу.

И я продолжал разрабатывать уравнения покачиваний. Затем я подумал о том, как орбиты электронов начинают двигаться в общей теории относительности. Затем уравнение Дирака в электродинамике. И уже потом — квантовая электродинамика. И еще этого не осознав (понимание пришло через очень короткое время), я «играл» — в действительности работал — с той самой старой задачей, которую я так любил, работу над которой прекратил, когда уехал в Лос-Аламос. Задачей вроде тех, которые были в моей диссертации, — все эти старомодные, прелестные вещи.

Дело шло как по маслу, играть было легко. Это было вроде как откупорить бутылку. Одно вытекало из другого без всяких усилий. Я почти пытался этому сопротивляться! Никакой важности в том, что я делал, не было, но в конце концов получилось наоборот. Диаграммы и все остальное, за что я получил Нобелевскую премию, вышли из этой пустячной возни с покачивающейся тарелкой.

Have fun. Be happy.

Научная честность

Из Фейнмана:

Я заметил отсутствие одной черты во всех науках самолетопоклонников. То, что я собираюсь сообщить, мы никогда прямо не обсуждаем, но надеемся, что вы все вынесли это из школы: вся история научных исследований наводит на эту мысль. Поэтому стоит назвать её сейчас со всей определённостью. Это научная честность, принцип научного мышления, соответствующий полнейшей честности, честности, доведённой до крайности. Например, если вы ставите эксперимент, вы должны сообщать обо всем, что, с вашей точки зрения, может сделать его несостоятельным. Сообщайте не только то, что подтверждает вашу правоту. Приведите все другие причины, которыми можно объяснить ваши результаты, все ваши сомнения, устранённые в ходе других экспериментов, и описания этих экспериментов, чтобы другие могли убедиться, что они действительно устранены.

Если вы подозреваете, что какие-то детали могут поставить под сомнение вашу интерпретацию, — приведите их. Если что-то кажется вам не правильным или предположительно не правильным, сделайте все, что в ваших силах, чтобы в этом разобраться. Если вы создали теорию и пропагандируете её, приводите все факты, которые с ней не согласуются так же, как и те, которые её подтверждают.

Весь наш опыт учит, что правду не скроешь. Другие экспериментаторы повторят ваш эксперимент и подтвердят или опровергнут ваши результаты. Явления природы будут соответствовать или противоречить вашей теории. И хотя вы, возможно, завоюете временную славу и создадите ажиотаж, вы не заработаете хорошей репутации как учёный, если не были максимально старательны в этом отношении. И вот эта честность, это старанье не обманывать самого себя и отсутствует большей частью в научных исследованиях самолетопоклонников.

Я хочу пожелать вам одной удачи — попасть в такое место, где вы сможете свободно исповедовать ту честность, о которой я говорил, и где ни необходимость упрочить своё положение в организации, ни соображения финансовой поддержки — ничто не заставит вас поступиться этой честностью. Да будет у вас эта свобода.

 3 комментария    681   2012   Фейнман   цитаты

Великие люди

Одно из самых интересных событий во время работы на проект в Принстоне — встречи с великими людьми. До этого я никогда не встречал великих людей в большом количестве. Существовал консультативный комитет, который должен был способствовать нашему продвижению и помочь в конце концов решить, каким способом разделить уран. В этом комитете были такие люди, как Комптон и Толмен, и Смит, и Ури, и Раби и в довершение всего Оппенгеймер. Я принимал участие в заседаниях, поскольку понимал теорию того, как идёт процесс разделения изотопов, так что многие задавали мне вопросы, и мы обо всем этом беседовали. Обычно при таких обсуждениях кто-нибудь делал какое-то утверждение. Тогда Комптон, например, выдвигал противоположную точку зрения. Как правило, он говорил, что то-то и то-то будет протекать так-то и так-то, и был совершенно прав. Кто-то ещё заявлял: ну что ж, может, и так, но существует и другая возможность, поэтому нужно рассмотреть такой-то вариант.

В результате все сидевшие за круглым столом были не согласны друг с другом. Я удивлялся и огорчался, что Комптон не повторяет своих утверждений и не настаивает на них. Наконец, Толмен, который был председателем, изрекал: «Итак, выслушав все аргументы, я полагаю, следует принять, что аргумент Комптона — наилучший, а теперь нам пора двинуться дальше».

Меня поражало, что комитет способен обсуждать такое множество идей, причём каждый представляет какую-то свою грань, и в то же время помнит, что сказали другие. В итоге принимается решение о том, чья идея наилучшая, — все обсуждение суммируется без повторения каждого пункта по три раза. Это были действительно великие люди.

Цитата из «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!»

 171   2012   руководителям   Фейнман   цитаты

3 цитаты из Эркена Кагарова

Я верю, что любые цели достижимы. Вопрос в желании, и это самая большая проблема. У большинства людей нет силы в желаниях. Если мы чего-то хотим очень сильно, по-настоящему, и для этого что-то делаем, то это, безусловно, случается. В свое время это меня потрясло.

...

Правил, может, у меня нет, но то, что я считаю правильным и нужным, я стараюсь выполнять последовательно. Когда я жил в Ташкенте, я всегда ходил по тротуарам и не ходил по газонам. А это неудобно, когда ты молодой человек и все твои друзья идут напрямик, а ты обходишь. Это довольно странно выглядит. Но я считал, что люди не должны ходить по газонам, хотя в Ташкенте это бессмысленно, там все равно трава на них не растет. Но я это делал из соображений: если ты во что-то веришь, это надо соблюдать, иначе смысла в этом нет.

...

Мир движется вперед, вне зависимости от тех, кто находится у власти. Когда-то казалось, что СССР и США совершенно разные. Но сейчас, сравнивая фотографии Советского союза и Америки и 50-х 60-х готов, понимаешь, что многое очень похоже, потому что эпоха у планеты одна. Пройдет еще немного времени, в России сильно все изменится, трансформируется, будет немножко ближе к среднестатистическому по всему миру. Будет получше, полегче. От власти зависят только сроки. Но принципиально понятно, что будет все хорошо.

Источник: http://pcrd.livejournal.com/79755.html

 180   2012   цитаты

Людвиг Быстроновский отвечает на вопросы читателей

На всякий случай, Людвиг — арт-директор Студии Артемия Лебедева.

Сколько дней или часов в месяц, у вас реально творческое настроение? ;)
Никакого творческого настроения. Боксер должен уметь дать в табло всегда. Даже если он идет пьяный, с девушкой, тортом и цветами, с сандалями в руках, по теплым лужам, ночью, вдоль темного проспекта.

Что в этом для Вас первично — хобби или работа?
Меня просто прет все время

Работа над каким проектом запомнилась больше всего?
Хэлплайн, Медиамаркт, Паритет... Их просто очень, очень много. Ну типа маньяк и жертвы. Каждая же по-своему прекрасна, наверное. Как там это у маньяков в головах происходит?

Нравится сражение с заказчиком?
Это, скорее, бег в одном мешке.

Какие у вас планы по развитию, полностью-ли они совпадают с планами студии?
Я планирую развиваться и потом умереть. Студия, скорее всего, планирует жить вечно. Я уточню.

Как взаимодействуют арт-директора с менеджерами проектов? Какое распределение обязанностей. Есть ли, например, прямое общение между заказчиком и арт-директором или вся информация фильтруется через менеджера?
Менеджер принимает дизайн, арт-директор отправляет договора на подпись. Наши клиенты — клевые, с ними общаться — одно удовольствие. Миллионеры, крупные предприниматели, успешные менеджеры, высококлассные управленцы. На них просто даже смотреть иногда приятно. Поэтому я стараюсь побывать на первых встречах и познакомиться. Потом общаемся через менеджера, но, если есть необходимость и время, можно и лично встретиться.

Есть ли международные, признаные оценщики стоимости/качества дизайна, как например оценщик антиквариата?
Продажи.

Привет, Людвиг. Скажи, пожалуйста, почему западные сайты в подавляющем большинстве делают фиксированной ширины, а не авторастяг? Использование всей доступной площади браузера как-то логичнее. Разработчики в первую очередь руководствуются статистикой самых популярных разрешений или также существуют иные факторы, например кодить фикс легче, чем растяг? Спасибо.
Они не умеют на всю ширину. Сережа Чикуенок как-то сходил в магазин и купил все стоящие книжки западных авторов по теме.
Обнаружилось, что они просто не знают, как это сделать хорошо. А Чикуенок знает :)

Как высчитывается стоимость поддержки сайта? Товаров там несколько забить, баннер нарисовать и т. д.
На первом этаже в центре студии стоит Большой Ценовой Шар. Менеджер подходит, формулирует в голове вопрос, прикладывает руку к Шару. На Шаре высвечивается число. Шар написан на парсере.

Почему студия не занимается раскруткой сайтов? Ведь 9 из 10 клиентов интересует не только создание, но и раскрутка сайта.
Таковы условия картельного сговора с «Актисом». Мы не занимаемся раскруткой, они не делают хороших сайтов.

Ещё вопросы и ответы: tema.livejournal.com/695076.html?thread=366978084

Людвиг Быстроновский в сети: сайт, жж, facebook

 797   2010   Людвиг Быстроновский   цитаты